Главная » 2014 » Июнь » 26 » Скачать Башкортостан XV - первой половины XVI вв.: социально-политический аспект. Юсупов, Юлдаш Мухамматович бесплатно
02:24
Скачать Башкортостан XV - первой половины XVI вв.: социально-политический аспект. Юсупов, Юлдаш Мухамматович бесплатно
Башкортостан XV - первой половины XVI вв.: социально-политический аспект
Диссертация
Автор: Юсупов, Юлдаш Мухамматович
Название: Башкортостан XV - первой половины XVI вв.: социально-политический аспект
Справка: Юсупов, Юлдаш Мухамматович. Башкортостан XV - первой половины XVI вв.: социально-политический аспект : диссертация кандидата исторических наук : 07.00.02 / Юсупов Юлдаш Мухамматович; [Место защиты: Башкир. гос. ун-т] Уфа, 2009 202 c. : 61 09-7/259
Объем: 202 стр.
Информация: Уфа, 2009
Содержание:
Введение
Глава I Башкортостан в системе постордынских государственных образований
§1 Обстоятельства и историческое значение вхождения башкир в состав Монгольской империи
§2 Башкортостан в условиях распада Золотой Орды
§3 Башкиры и Казанское ханство
§ 4 Башкирия в составе Ногайской Орды
Глава II Конфедеративные образования на Южном Урале
§1 Социально-политическая организация башкирского общества
§2 Социальная структура башкирского общества
§ 3 Кыпчак-юрматинская конфедерация «Ханство Тура-хана»
§ 4 Табынские конфедеративные объединения
Введение:
Актуальность проблемы. С древнейших времен Южный Урал был зоной активных экономических, культурных и политических контактов. Регион во все времена представлял собой сложное переплетение различных этнополитических, социально-экоиомических интересов. Пожалуй, самой малоисследованной проблемой в истории Башкортостана является эпоха упадка 1 государственно-политической системы Джучидов и существования так называемых постордынских государственных образований.
Еще в золотоордынский период на обширной территории Дешт-и-Кыпчака, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири, Кавказа сложилась специфическая политическая система, где единственными правообладателями верховной власти являлись потомки Чингисхана1. На основных принципах этой системы функционировали политические, социальные, правовые институты на огромной территории политического пространства династийных ветвей чингисидов.
Башкортостан в этот период стал ареной противостояния двух исторических систем: джучидская, которую па Южном Урале олицетворяли башкиры, нашедшие свою политическую и, в первую очередь, правовую опору в период правления Туктамыша и «кочевая» в лице ногаев и Ногайской Орды. Именно эти два принципа организации общества на данный период пришли в противоречие.
Несмотря на важность, период XV - XVI вв. никогда не был объектом отдельного изучения. Из-за скудности письменных и археологических источников по данному периоду эта тема оставалась вне поля зрения ученых. Однако сегодня с выявлением обширного источникового материала и выходом многих публикаций по истории соседних регионов и исторических эпох, появилась возможность, с той или иной степенью достоверности, рассмотреть этнополитическую историю региона, выделить основные этапы общественно-политической жизни башкирского общества в этот период.
Степень изученности темы. В исследованиях по истории Башкортостана эпоха постордынских государственных образований до сих пор рассматривалась попутно. Более того, в них этнополитические и социально-экономические аспекты истории Башкортостана в XV в. - периода распада Золотой Орды и возникновения постордынской политической системы практически не затрагивались и являются до сих пор самым слабо исследованными проблемами в истории нашего региона.
Пионером серьезного исследования дорусского периода истории Башкортостана по праву можно назвать выдающегося историка XVIII в. П.И. Рычкова. Его заслугой являются сбор различных письменных, этнографических, фольклорных источниковых материалов и ввод их в научный оборот. Примером этому могут служить его фундаментальные труды «Топография Оренбургской губернии» и «История Оренбургская», где впервые были освещены вопросы истории башкирского края в канун вхождения башкир в состав Российского государства.
Наиболее ценным вкладом П.И. Рычкова в изучение истории данного периода являются сбор материала (фольклор, этнография) и ввод их в научный оборот. В работу «История Оренбургская» была включена так называемая «Башкирская история» Кидраса Муллакаева, которая являлась устным пересказом одной письменной летописи, которая пропала во время башкирского восстания . Этот пересказ долгое время оставался почти единственным источником для изучения данного периода истории Башкортостана.
Дорусский период истории региона был в поле зрения тюркских ученых. Изучением этого периода занимались мусульманские просветители XIX -начала XX вв.: Ш. Марджани, М. Уметбаев, Г. Чокрый, Р. Фахретдинов, М. Хадыев, X. Атласи и другие Среди названных авторов фундаментальностью источниковой базы и охватом комплекса вопросов отличаются труды выдающегося востоковеда Р. Фахретдинова. Ему принадлежит мысль о том, что с древнейших времен народы Урало-Поволжья (башкиры, «казанские тюрки», чуваши, мишари и другие) образовывали некое этнополитическое и этнокультурное единство. Существование этого симбиоза прослеживается с древнейших времен, и продолжало сохраняться в составе Казанского ханства. Но все же основным вкладом вышеназванных ученых является публикация и сохранение ряда источников автохтонного происхождения (предания, шежере)3. Среди краеведов, интересовавшихся этим периодом можно назвать Д.С. Волкова, Р.Г. Игнатьева, Н.А. Гурвича, М.В. Лосиевского и других Им принадлежит публикация вариантов башкирских преданий и шежере, а также описание материальных памятников истории (городища, мавзолеи, курганы)4.
Первой работой вышедшей в советский период является книга А.Р. Фахретдинова «История башкир» (1925 г.). Согласно его концепции, после распада Золотой Орды земли бывшей Булгарии стали территорией Казанского ханства, куда была включена большая часть Мензелинского кантона. Значительную часть исторического Башкортостана (районы Бугульмы, Бирска, Самарской, Оренбургской губерний, Башкортостана и Казахстана, «Уральской губернии») начали занимать мелкие ногайские бии, которые не были оформлены в единое государство и были ориентированы на различные ханства (Казанское, Астраханское, Сибирское). Ногайское присутствие в регионе в первую очередь отразилось на торгово-экономических связях региона. Западные, поволжские торгово-экономические связи заменяются связями с Сибирью и Центральной Азией3.
В послевоенные годы дальнейшее развитие получила башкирская гуманитарная наука. Первой работой, вышедшей на этой волне, стала монография А.Н. Усманова. В работе, посвященной присоединению Башкирии к Русскому государству, рассматриваются особенности отношений башкир с Казанским, Сибирским, Ногайским и Астраханским хамствами. По мнению исследователя, территория Башкортостана оказалась разделенной между этими государственными образованиями и отношения башкир с их правителями характеризовались враждебными и агрессивными отношениями. Большая часть территории находилась под властью ногаев; северо-западные и северные территории - казанских ханов; северо-восточные башкиры оказались под гнетом сибирских ханов и какая-то часть находилась в составе Астраханского ханства. Свое внимание ученый уделил общественным отношениям башкир, рассматривая проблему в традиционных рамках концепции «кочевого» феодализма. Башкирское общество, по мнению А.Н. Усманова, уже прошло путь феодализации и представляло собой «патриархально-феодальное общество», где собственность землевладения осуществлялась в виде управления кочевьями и наличием скота. К этому времени уже окончательно выделился класс феодалов в лице вождей племен (биев), тарханов и глав богатых семей (баев), «узурпировавших общинные земельные угодья». В политическом плане башкиры в XV - XVI вв. оказались внутренне раздроблены. Иногда разрозненные племена объединялись в достаточно непрочные племенные союзы6.
Повышенный интерес к истории Башкортостана, в том числе к ее средневековому периоду, появился после создания в 1951 г. Башкирского филиала АН СССР, в составе которого был учрежден Институт истории, языка и литературы, ставший вскоре академическим центром по комплексному изучению истории и культуры республики. В рамках этого института в плановом порядке стали проводиться масштабные научно-исследовательские работы по сбору, систематизации различных письменных историко-этнографических, фольклорных, лингвистико-диалектологических, археологических материалов. Эти поиски обеспечили новый качественный уровень источников по всем направлениям социально-экономической, политико-культурной жизни народов Башкортостана, что позволило приступить к разработке фундаментальных монографических трудов.
Выдающимся организатором исследований и одним из авторитетных специалистов в различных аспектах нашей диссертационной темы был академик Р.Г. Кузеев. Его заслугой является публикация оригинального труда «Башкирские шежере», где систематизированы рукописные материалы по истории башкирского народа, содержащие ценнейшие сведения по его социально-политической и этнокультурной истории начиная примерно с IX -X вв. до XVIII - XIX вв.
Многолетние исследования академика Р.Г. Кузеева по данной теме венчает такой серьезный труд как «Происхождение башкирского народа». В нем автор па основе собранных материалов историко-этиографического характера уточнил этнический состав башкирского народа XIII - XVI вв. и динамику его изменения. Автор уделил серьезное внимание изучению характера взаимоотношений башкирского народа с правителями Золотой Орды и государственных образований, возникших в результате ее распада. Он особо подчеркнул, что в XV - первой половине XVI вв. основная территория Башкортостана входила в состав Ногайской Орды: отношения башкир с ногаями первоначально носили конфронтационный характер, но длительное совместное проживание на одной территории привело к ослаблению этого напряжения; после падения Казани в 1552 г. и переселения основной массы ногаев на Кубань определенная часть ногаев осталась здесь и вскоре полностью
•j вошла в состав башкирского народа .
Рассматривая социальную сущность башкирского рода накануне присоединения к Русскому государству, Р.Г. Кузеев отмечает, что башкирский род представлял собой «тип сельской общины, сохранившей внешнюю форму строения рода, в основе которой лежит дуализм частной и общественной собственности». Собственники на землю выступали в виде иерархической сословной структуры. В основном ими выступали бии или (в случае объединения племен) ханы. Весьма интересные выводы сделал исследователь, рассматривая общественно-политическую структуру башкирского общества. Племя по своей сути являлось сложноструктурной организацией, оно состояло из различных по происхождения родов. К моменту присоединения Башкирии к Русскому государству племена являлись не чем иным, как территориальными объединениями, не связанными между собой какими-либо кровнородственными узами.
Отдельного внимания заслуживает монография А.З. Валиди «История башкир». Ее рукопись была готова в 60-е гг. Однако отдельной книгой была опубликована только в 2003 году в Стамбуле. Через два года вышел в свет башкирский вариант книги. На основе использованных источников (башкирские предания, источники восточных авторов, топонимия) А.З. Валиди пришел к выводу, что Башкортостан и Западная Сибирь являлись уделом шейбанидов. В последней трети XIV в. власть в Западной Сибири и Башкирии начинает переходить биям - выходцам из конгломерата местных и пришлых племен. В период распада Золотой Орды в Башкортостане устанавливается власть мангытов. Она продолжается до русского завоевания региона8.
В постсоветский период проблема изучения постордынского период меняется концептуально. Апробировались новые подходы, привлекался новый материал. Заслуживает быть отмеченным выход в 1994 г. книги Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой «История Башкортостана с древнейших времен до начала XVI в.». Исследователями Башкортостан представлялся интегрированным в административно-государственную систему джучидских империй. Он находился в улусно-крыльевой и десятичной системе Золотой Орды. Весьма существенную отрицательную роль в истории Башкирии сыграл золотоордынский хан Туктамыш, известный своим противостоянием сначала с Тимуром и затем с Едигеем, что достаточно четко отразилось в народной памяти. В башкиро-ногайских отношениях, основываясь в основном на рассказе К. Муллакаева, исследователи попытались реконструировать цепочку ногайских правителей Башкирии: Басман-хан, Тура-хан (последняя четверть XV в.), Алтакар (начало XVI в.), Акназар «из местных башкирских ханов, вероятно, ногайского происхождения» (20 - 30-е гг. XVI в.), Исмаил (30 - 40-е гг. XVI в.), сын Акназара Ахмед Гирей (середина XVI в.). Привлекая дополнительно археологический материал, исследователи говорят о существовании на месте современной Уфы древней ставки ханов9.
Вопрос о ногайском наместничестве в регионе рассматривался московским специалистом по истории Ногайской Орды В.В. Трепавловым.
Привлекая новый источниковый материал, так называемые «ногайские дела», исследователь определяет личности правителей-ногайцев, годы их правления и характер башкиро-ногайских отношений. Первое появление ногайцев тогда еще Мангытского юрта ученый относит к концу XV в. Наиболее явное присутствие ногайских мурз на Южном Урале прослеживается в первой половине XVI в. Далее, после присоединения башкир к Московскому государству, появление ногаев в регионе с попыткой сбора дани происходило редко. К XVII в. должность ногайского наместника являлась исключительно номинальной. В.В. Трепавлов восстанавливает следующую цепочку ногайских наместников в Башкирии: Ямгурчи (конец XV в.), Алчагир (начало XVI в.),
Хак-Назар (около 1522 - 1538 гг.), Исмаил (1538 - около 1545 гг.), Ахмед
Гирей (1546 - около 1558 гг.), Динбай (1558 - около 1584 гг.), Саид-Ахмед
1578 - около 1584 гг.), Канай (конец XVI - начало XVII вв.), Кара Кель
Мухамед (начало XVII в. - 1623 г.). Как полагает исследователь, основным предназначением должности наместника Башкирии стала своеобразная управленческая тренировка будущих нураддииов (правителей правого крыла), или верховных правителей. В работе ученый обратил внимание на характер политических отношений пришлой (ногайской) аристократии с местной башкирской). Справедливо считает, что основной формой проявления власти ногаев в регионе были сбор дани с местного населения и нахождение в
Башкирии ногайской ставки. В отношении башкир не использовались обычные формы зависимости у кочевников (регулирование кочевками, участие в военных кампаниях), которые применялись для основной части кочевого населения Орды. По мнению исследователя, в силу различий в хозяйственном плане Башкирия не смогла полностью интегрироваться в государственную систему Ногайской Орды, которая окончательно сложилась в 1537 г. Как следствие - Ногайская Башкирия оказалась за пределами улусно-крыльевой системы орды, являясь ее четвертой автономной частью наряду с двумя ю крыльями и центром .
С оригииальной версией формирования этнополитической карты Южного Урала выступил казанский этнолог Д.М. Исхаков. Этот вопрос исследователь затрагивал в рамках изучения проблемы формирования этноса волго-уральских татар. В рамках своей работы Д.М. Исхаков рассмотрел вопрос о башкирах и иштяках, а так же вопрос этнополитической истории северо-западного Приуралья. Исследователем привлекается весьма широкий спектр источников: материалы архивов и устная историческая традиция. Рассматривая вопрос об «остяках» и башкирах пришел к выводу о том, что эти этнополитические образования различались. К числу первых Д.М. Исхаков относит некоторые нижнебельские и северные группы башкир: гайна/еней, терсак, тазлар, сызгы, балыкчы, кошчы, упей, юрми и юрматы. Эта территория относилась к одному из «княжеств» Казанского ханства - «Ногайской дороге». Относительно этнического состава этой территории ученый считает, что основное население Приуралья было ногайским, а существовавшие там племепа являлись структурными частями Ногайской орды11.
Н.Н. Томашевская уделила внимание вопросу о занимаемой башкирами территории накануне присоединения к Русскому государству. Опираясь на архивные материалы конца XVI - XVH вв., она пришла к выводу о том, что территория расселения башкир достигала на юге р. Эмбы, рек Б. и М. Узень,
Чижинские разливы, низовья Яика; на западе - рек Шешма, Зай; на севере - не достигая р. Чусовая; восточными пределами были междуречья рек Пышма и 1
Исеть, Тобол .
Башкиро-ногайские и башкиро-казанские отношения в своей монографии рассмотрел Б.А. Азнабаев. Исследователь предлагает весьма привлекательную версию о специфике башкиро-ногайских отношений. По этой версии ногаи выступали «принципиальными противниками» ясы Чингисхана, согласно которой лишь отпрыск рода Чингисхана мог претендовать на ханский титул, а стало быть, правителя. Оказавшись в Башкирии, ногаи фактически ломали сложившуюся между башкирами и ханами систему поземельных отношений. В их основе лежало признание правителями-чингисидами за башкирами вотчинных прав, чего не могли сделать ногаи по причине их незнатного происхождения. Это и обусловило стремление башкирской аристократии уйти из-под ногайского засилья, в первую очередь, поддерживая казахское нашествие, и попытки перехода под юрисдикцию казанского хана. Фактически ногаи, находясь с башкирами на одной статусной ступени, вынуждены были прибегать к методам прямого принуждения, что, кстати, продолжалось сравнительно недолго (20-е гг. XVI в. - третья четверть XVI в.). Само положение ногайской государственности в системе постордынских государств автор признает исключительным в силу того, что ногаи смогли отказаться от
13 политико-правовои системы чингисидов» .
Вопрос о тарханах Казанского ханства затронул А.З. Асфандияров. Рассмотрев ареал распространения тарханных ярлыков казанских ханов, он пришел к мнению, что юрисдикция ханов охватывала территорию бассейна р. Ик. Получение тарханных ярлыков было отдельной прерогативой башкир данного региона. Они подразумевали освобождение от ясака и другие привилегии и выдавались подчиненным вассалам на окраинных территориях ханства, «которые могли выставить вспомогательные конные отряды». Единственным источником тарханных ярлыков в XV - первой половине XVI вв. были казанские ханы. Появление тарханов в Башкирии исследователь относит к периоду Золотой Орды, или Казанского ханства14.
Таким образом, собранный материал за более чем двухсотлетний период и выработанные концепции могут дать общее представление о постордынском периоде истории Башкортостана.
Анализ источников. В диссертационном исследовании использованы различные виды источников, среди которых наиболее значимыми являются памятники фольклорного и историко-этнографического характера.
Довольно продолжительное время основным источником по изучению периода XV - XVI вв. был пересказ «Башкирской истории» П.И. Рычковым со слов старшины Кидраса Муллакаева15. Остальные же памятники фольклора носили скорее вспомогательный характер («Мерген и Маянхылыу», «Идукай и
Мурадым» и другие). Фольклор использовался без соответствующих подходов в методике изучения и предварительного анализа памятников. В исследованиях источников данного круга к реконструкции конкретных исторических событий не уделялось должного внимания. Для них характерно изучение литературно-фольклорных сюжетов с точки зрения социокультурной достоверности. Однако они не рассматривались как исторический источник. Теперь большинству исследователей очевидно, что фольклор отражает не только культурную, но и социальную реальность исторического прошлого. В этом смысле он должен использоваться как единый историко-культурный источник.
Принципиальное признание широких исторических корней фольклора, возможной связи его «исторических» жанров не только с мифологемами, но и с конкретным фактом, открывает более широкие перспективы для исследователей рассматриваемой проблематики. С другой стороны, жанры фольклора, призванные, по представлениям самих носителей устной традиции, сохранять память о конкретной истории, по-прежнему остаются во многом объектом дебатов между «мифологистами» и «истористами». Для большинства ученых предания остаются, скорее, смутными воспоминаниями о реальных событиях, некоей историей, но историей, искаженной ненадежной народной памятью и мифопоэтическим сознанием. Между тем в последние десятилетия в фольклористике получил широкое распространение функциональный подход к изучению народной культуры16.
В центре дискуссии по-прежнему проблема источниковедческого характера — применимость материала в качестве источника для воссоздания реалий описываемых времен. Требуется, с одной стороны, установление по возможности конкретных обстоятельств возникновения отдельных сюжетов в их сохранившейся форме, с другой — реконструкция корней этих сюжетов, в том числе традиционных (в эпическом плане) и исторических. Важным звеном в анализе устных памятников является установление функционального значения и соответственно роли традиции в системе политико-правовых, социальных и общественных отношений. Только такой подход, исходящий из синкретического переплетения мифологического и реальности, позволяет определять роль устной исторической традиции и в культурном комплексе, и в отражении действительности.
Из использованных нами источников фольклорного характера в устной исторической традиции мы можем выделить три основных вида источников: 1. Исторические предания, эпосы. 2. Шежере, генеологические предания. 3. Степная устная историология.
Исторические предания. Предшественником исторического предания, как правило, является классический эпос. Развитие социально-правовых, общественных отношений, а также изменения социокультурной среды (в их числе чингисизм и исламизация общества) обусловили популярность исторических преданий. Классические же эпосы, во многом хранившие мифологическую память, постепенно утрачивают свое значение, уступая свое место более «приземленным» (историческим) жанрам фольклора. Также меняется и сюжетная ориентированность эпоса, приобретая все более реальную социальную и историческую подоплеку. Теперь главными персонажами выступают не мифические, а вполне реальные герои. Персонаж или сюжет приобретает более конкретную (приближенную к реальности) социальную (хан, бий, батыр, мурза и так далее) и территориально-политическую (г. Тора-тау, р. Яик, правый берег р. Самары, ямгурчи-кыпсак, бурзян и так далее) привязку. Причем отчетливая тенденция к точной локализации событий в предании является одной из основных особенностей функционирования исторических преданий. Хотя в то же время можно проследить некоторое сохранение старых эпических пережитков. Например, приписывание башкирским предводителям «ханского» статуса, который могли иметь исключительно чингисиды, что, можно связать с домонгольской традицией. Личные имена все еще продолжают зависеть от эпической традиции и легко подвергаются изменениям на мифологической почве (Бурджан-бий, Идукай, Тура-хан, Касим-хан, Басман-хан и так далее).
Довольно негативной чертой, воздействовавшей на исследование устной исторической традиции и особенно ее генезиса, являлось жесткое настаивание на исключительно «народном» генезисе всех или почти всех памятников. Тем самым несколько игнорировалась перспектива рассмотрения исторического предания как результат определенной социальной среды. Как отдельный вопрос до сих пор не рассматривалась устная традиция властвующих элит, аристократии башкирского общества, которая выражалась в широком бытовании дружинно-аристокрагических исторических преданий. Рассмотрение вопроса в таком ракурсе конкретизирует проблематику и позволяет видеть источник в социокультурном срезе.
Одним из наиболее информативных исторических преданий является эпос об Едигее в различных его вариантах. Сказание имеет широкое распространение у тюркоязычных народов, связанных в своих исторических судьбах с обширной державой чингизидов с Золотой Ордой, периода ее распада, и с Ногайской Ордой, временно объединившей в своих зыбких границах кочевые элементы. Эпос бытовал на обширном пространстве от причерноморских, крымских и прикавказских степей, от Нижнего Поволжья и Урала до Приаралья и Южной Сибири. Поэма об Едигее была записана в разное время у казахов, каракалпаков, узбеков, ногайцев, башкир, туркмен, у тюркских народов степного Крыма и Южной Сибири (сибирских татар и
17 горных алтайцев) . По мнению А.Н. Самойловича, сказание об Едигее возникло среди господствующего класса феодального общества ногайской части Золотой Орды в целях поднятия и поддержания на высоком уровне авторитета власти18. Династия мангытских правителей, как никто в бывшем улусе Джучи, нуждалась в легетимизации и поддержке авторитета. В башкирской среде эпос появился с распространением власти мангытов - конец XV и первая половина XVI веков
В исследовании использованы различные варианты эпоса. География бытования башкирских вариантов - Башкирское Зауралье (нынешние Баймакский и Абзелиловский районы Республики Башкортостан), вся южная и юго-западная Башкирия и Оренбургская область (долина рек Ток и Соран) -территория, которая после распада Золотой Орды вошла во владение Ногайского ханства19. По разным вариантам эпоса основной сюжет развивается в рамках взаимоотношений Едигея с правителями Токтамышем и/или Тимуром. Едигей (Идукай) в башкирских вариантах представляется как башкирский герой и защитник народных интересов перед ханом-угнетателем и его наместниками.
К работе на диссертационным исследованием привлечены так же варианты эпоса «Кусяк-бий», возникшие в среде карагай-кыпчакских и бурзянских башкир. В них повествуется о вражде двух биев - Масем-хана
9П карагай-кыпчака Бабсак-бия и бурзянца Каракелимбета . Один из вариантов эпоса «Мерген и Маянхылыу» описывает ногайский период.
Последнее десятилетие ознаменовалось выходом в свет серии книг и научных статей, где публиковались уникальные источники, касающиеся нашей темы. Большой вклад в сбор и систематизацию исторических преданий сделал коллектив авторов, работающих над многотомником «Башкирское народное творчество». В нескольких отдельных томах (тт. VII, VIII, IX, X), с выходными данными и комментариями были опубликованы уникальные памятники башкирского фольклора - исторические эпосы и предания21.
Шежере, генеалогические предания. Стержнем бытования поздней исторической традиции является поколенная запись - шежере, в большинстве случаев в виде генеалогии конкретного рода и зачастую возводимая к мифологическим (или мифологизированным) персонажам - шежере. Р.Г.
Кузеев определяет эту форму устной исторической традиции как
22 генеалогическая летопись» . Возражая ему, М.А. Усманов делит шежере на письменно фиксированные - «генеалогические записи», состоящие из «цепи собственных имен - некомментированной таблицы родословной, и «генеалогическое предание» - шежере, возникшее на основе устной исторической традиции \ Но при определении шежере как «генеалогия» необходимо учитывать, что подобные памятники далеко не опосредованы родственными отношениями. Однако феномен родства используется в качестве «структурообразующего принципа организации» ', то есть родство здесь выступает как способ инкорпорации различных элементов сообщества в единую социальную среду.
В XIII в. изменяется политико-правовое пространство, связанное с включением огромных территорий Северной Евразии в унифицированную государственную систему Монгольской империи. В течение столетия формируется особый тип социально-правовых отношений, согласно которым единственной правящей, легитимной династией (в случае с башкирами легитимным сюзереном) на территории Дешт-и-Кипчака являлись чингисиды. В связи с этим кардинально помепялись и основные сюжеты родовых преданий. Во главе угла становятся сюжеты, обрисовывающие обстоятельства оформления башкирских биев вассально-сеньориальных (в политическом и идеологическом плане) отношений с Чингисханом. Шежере несло в себе функцию не столько для поддержания авторитета власти перед своими сородичами25, сколько перед настоящими и последующими ханами -потомками Чингисхана, которые в свою очередь, обязуясь соблюдать ясу Чингисхана, подтверждали права башкирской аристократии. Как правило, шежере содержало в себе сюжет об акте получения башкирскими биями от хана каких-либо привилегий. После присоединения Башкирии к Московскому государству эта джучидская политическая традиция была унаследована русскими царями26. Юридическая сила башкирских шежере в решении земельных, социальных и других вопросов сохранялась до XIX - начала XX вв. Поэтому значение шежере в башкирском обществе трудно переоценить. Они бережно хранились и передавались из поколения в поколение.
Первый опыт использования шежере как исторического источника принадлежит Р.Г. Кузееву. Вышедшеая в 1960 году его работа «Башкирские
27 шежере» включала в себя 25 документов . Эта академическое издание подняло изучение шежере на качественно новый уровень. Работу по выявлению и публикации башкирских шежере продолжили P.M. Булгаков и М.Х.
Надергулов. В совместный труд «Башкирские родословные», вышедший в 2002
28 году, вошло 27 документов . В диссертационной работе использованы шежере племен юрматы, усерган, бурзян, карагай-кыпчак, салъют, тупгаур, тамьян и другие.
Степная устная историология. Данный историко-литературный жанр, зародившись в классической литературной традиции Востока, прочно утвердился в башкирской литературе. В Дешт-и-Кыпчаке субрегиональной особенностью данного жанра являлось проникновение в пего идеологии и мифологем чингисизма. В башкирской среде этот поздний жанр впитывал в себя традиции устных исторических преданий и шежере. Традиция составления сводов характерна для ордынской исторической традиции. В.П. Юдин подобного рода произведениям дает собственный термин - степная устная историология. По его определению, «.это историческое знание кочевников Дашт-и Кыпчака, .которое в послемонгольский период предстает уже
29 выделившимся из общего знания кочевников в особую область» .
Отдельного внимания требует свод башкирских преданий и шежере, известный нам как «Дафтар-и Чингиз-наме»30. Созданное анонимным автором в XVII в., это произведение литературы является попыткой изложения обобщенной истории башкир. В пей преобладает описание эпохи Улуса Джучи с использованием большого количества разнообразных, но противоречивых по своему содержанию устных преданий. Хронологически предания охватывают башкирскую историю примерно XII - XVII вв. Свод состоит из краткого введения и шести глав31.
В нашем случае «Дафтар.» несет не столько политико-правовое значение (на что делают основной упор шежере), сколько маркирует идеолого-политическую ориентированность социума-носителя. То есть, несколько сменился акцент в идеологии, где возрастает роль общенародных межплеменных представлений о прошлом. Нельзя не учитывать и тот факт, что источник создавался в экстренных условиях - в конце XVII в. период русско-башкирского противостояния32.
И.Л. Измаилов в традициях чингисизма произведений типа «Дафтар-и Чингиз-наме», «Чингиз-наме» Утемиша Хаджи, «Родословная туркмен» Абул-Гази и других видит этническую составляющую. Как считает исследователь, памятники возникли в среде военно-феодальной знати Улуса Джучи, ко времени составления сводов уже представлявшей татарскую этнополитическую общность. Чингисизм служил для «укрепления собственной легитимации» той или иной династии. Именно в рамках этой золотоордынекой исторической традиции «сформировались основополагающие представления о
3 3 этнополитическом единстве татар» . Однако такой подход, как нам представляется, значительно упрощает взгляд на информативность подобных памятников. Важно отметить, что использование чингисизма (культа Чингисхана) в устной исторической традиции не является прерогативой одной этнополитической группы. Как мы увидели на примере башкирских шежере, политический культ принимал довольно своеобразные формы и в какой-то мере был главным условием для выживания устной исторической традиции (конечно же, в случае сохранения самой социокультурной среды). Поэтому, вероятно, анализ подобных памятников должен основываться на анализе отдельных преданий этих сводов и вычленяться из общего фона исторической традиции конкретного этнического образования. Что касается непосредственно «Дафтар-и Чингиз-наме», то в состав этого памятника входят исторические предания, которые в эпической форме отражают башкирскую этнополитическую общность. Как, например, в первой главе, где рассказывается о происхождении и жизни Чингис-хана. Но если эти сюжеты относятся к традиции чингисизма, то центральным сюжетом главы является хождение биев во главе с Майкы-бием в поисках Чингисхана и получения от него племен на управление (бау-бау халык) и атрибутов власти (кош, орап, тамга, сауыт, агач), что выражает идеологическое обоснование политико-правового статуса и единство этих племен. Культ Чингисхана - налицо, и, как правильно отмечает Измаилов, в «Дафтаре.» «присутствуют практически все элементы истории, присутствующие в «Сборнике летописей» Рашид ад
Дина» , но предание обеспечивает отдельный социум Южного Урала и, как правило, подчиняется устной традиции своей среды. В этом свете нам представляется, что так называемая «этноформирующая» роль подобных преданий является не более чем литературной традицией, не формирующей общество, а напротив, отражающей его реалии. И такая культурная традиция была главным условием для «выживания», а если точнее, адаптации традиции исторической. Она не могла служить «важнейшим фактором формирования ментального универсума и сплочения различных тюркских общностей и выработки татарской этнополитической идентификации»35, так как эпическая традиция не может быть фактором появления нового самосознания этноса. В ином случае, нарушаются причинно-следственные связи.
До сих пор не решен вопрос об этнической среде возникновения этого памятника. О «Дафтаре.» как татарском источнике впервые сказал Н.Ф. Катанов36. Позже это определение на основании специфики географических
37 названий и языка памятника попытались обосновать А. Азизи и А. Рахим . Хотя сегодня на основе топонимических и языковых признаков весьма сложно определить этническую среду . Тем более, что язык «Дафтара.» являлся родным литературным языком для всего тюркского мусульманского Урало-Поволжья и потому не нес в себе конкретного этнического окраса. Более того, на схожем языке до начала XX в. записывалась основная масса башкирских
39 преданий и шежере . М.А. Усманов, несмотря на то, что оговаривается об условности принятия «Дафтара.» как «татарской летописи» в историографической традиции40, в дальнейшем своем повествовании «татарскую» принадлежность источника принял априори, без каких-либо доводов41. Он считает, что памятник возник в среде татарской аристократии, находившейся в этот период на Южном Урале в окружении башкирского населения. Однако большое количество башкиризмов (этнонимов и топографических названий, связанных с историческим Башкортостаном), о которых упомянул и М.А. Усманов42 (он это выделяет исключительно как территориальный признак), а также ярко выраженная идейная направленность некоторых сюжетов (см. приложение 3) произведения указывает на башкирскую ориентированность источника, соответственно - па этническую среду его возникновения.
Большой вклад в изучение данного историко-литературного жанра внес академик Г.Б. Хусаинов. В своей монографии «Духовный мир башкирского народа» он вводит в научный оборот новые источниковые материалы. Исследователь обратил внимание па сохранение в рукописных фондах Уфимского научного центра РАН рукописи «Таварих-и-Башкорт», где имеется перечень башкирских биев и их современников из числа чингизидов и правителей Ногайской Орды. Свое оригинальное исследование автор пополнил публикацией в журнале «Ватандаш» №9, 2006 статьей «Башкорт таварихы». В ней анонимные авторы историю башкирского народа начинают со времен Булгарского государства и распространения в крае ислама, а затем переходят к эпохе Золотой Орды, Ногайской Орды. Уделено внимание Чингисхану, Муйтен-бию, Батый-хапу, Узбек-хану, Туктамышу и другим ханам XV - XVI вв. Рассказ о добровольном вхождении в состав Русского государства совпадает с текстами башкирских шежере.
Эти два варианта рукописи «Таварих-и-Башкорт» заставляют вспомнить рассказ Кидраса Муллакаева, опубликованный П.И. Рычковым. По жанру и содержанию они очень близки между собой, что заставляет думать, что у башкирского народа до XVIII - XIX вв. имелись собственные рукописные материалы. Со слов П.И. Рычкова нам известно, что это произведение существовало в письменной форме, но в 30-е гг. XVII в. бесследно исчезло43. Оно представляло собой цельное произведение без существенных лакун и сюжетных «скачков», в нем повествовалось о правителях в Башкирии в хронологическом порядке. Уже эти опубликованные варианты этой истории представляют исключительный ценный источник по истории Башкортостана XIV - XVI вв. К числу степной устной историологии можем причислить также свод преданий под условным названием «Заманалар киссахы», опубликованный Р. Шакуровым в VII томе «Башкирского народного творчества». В него включены предания туркмен-кыпчакского племени.
Наративные источники. В работе использованы архивные материалы Российского государственного архива древних актов. В первую очередь имеется в виду фонд 127, где хранятся посольские книги и столбцы по связям России с Ногайской ордой (так называемые «Ногайские дела»). Часть посольских книг опубликована в научных сборниках: «Посольские книги по взаимоотношениям России с Ногайской Ордой: 1489-1508» под редакцией Н.М. Рогожина, «Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1576 г.) опубликованная В.В. Трепавловым и «Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1551-1561 гг., составители Д.А, Мустафина, В.В. Трепавлов44. Однако Башкирия в период XV - XVI вв. почти не отразилась в известных нам архивных источниках. Причиной служит то, что башкирская аристократия была слабо интегрирована в административную систему Ногайской Орды. Напротив, башкиры и Башкортостан в большей степени известны в материалах, относящихся к истории Казанского ханства. В основном они представлены материалами русских летописей4:>. Нередко в них башкиры выступают под термином «тархан». Наиболее интересные сведения относительно этносостава коренного населения Казанского ханства содержатся в дипломатическом письме к крымскому хану. По странным обстоятельствам данный источник почти не привлекал внимания исследователей. Лишь недавно А.Г. Салихов опубликовал фрагмент этого документа на башкирском языке. Это письмо написано неким Рахман Колоем от имени старейшин и абызов. В документе выражалась просьба к крымскому хану принять народы Урало-Поволжья к себе в подданство46.
Таким образом, если подходить к рассмотрению вопроса источниковой обеспеченности, то привлечение различных видов источников возможно лишь при учете характера, условий возникновения и функционирования памятников.
Территориальные рамки. Исследование охватывает зону наиболее активных политических процессов: районы Южного Закамья, бассейна реки
Белой, Сакмары, верхнего и среднего течений рек Урал, Самары, Южное Зауралье и ирикамские территории северной Башкирии.
Хронологические рамки исследования определенны концом XIV -первой половиной XVI вв. Выбор нижней временной границы связан со временем правления Туктамыша - периодом сложения на Южном Урале специфичной политико-правовой системы, предопределившей дальнейший ход социально-политических процессов. Завершается исследование упадком династии джучидов на средней Волге и временем присоединения Башкирии к Московскому государству.
Методологической основой диссертации стали принципы историзма, объективности. Использовались такие методы исторического познания, как системно-структурный, проблемно-хронологический, сравнительноисторический и другие. При систематизации и реконструкции социально-политических структур использовались основополагающие идеи Р.Г. Кузеева, Г.В. Хазанова, Н.Н. Крадина.
Цель диссертационного исследования определялась исходя из объема и характера корпуса письменных, фольклорных и прочих известных в настоящее время источников: реконструкция социально-политических процессов на территории Башкортостана в рамках постордынского политического пространства. Реализация этой поставленной цели подразумевает решение следующих задач:
•детальная характеристика социально-политической и этнокультурной ситуации в Башкортостане в золотоордынский период;
•анализ политико-правовых норм взаимоотношений башкир с правящими элитами постордынских государственных образований;
•реконструкция социально-политической структуры башкирского общества и динамика ее развития в XV - первой половине XVI вв.
Научная новизна заключалась в воссоздании цельной картины взаимоотношений башкир с джучидскими и ногайскими правителями, выявлении условий и причин их складывания. Впервые производится опыт реконструкции политических процессов в Башкортостане, где основным политическим субъектом выступают башкирские конфедеративные образования.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации изложены в опубликованных статьях и тезисах автора, были апробированы в выступлениях на всероссийских, межрегиональных и республиканских конференциях. Рукопись диссертации обсуждена и одобрена на заседании кафедры археологии, древней и средневековой истории Башкирского государственного университета.
Практическая значимость. Результаты теоретических выводов и рекомендации могут быть использованы в образовательной программе (лекции по истории Отечества и Башкортостана). Так же работа может быть использована при издании коллективных монографий, статей, учебных пособий.
1 Султанов Т.Н. Поднятые на белой кошме. Потомки Чингиз-хана - Алматы: Дайк-пресс, 2001. - С. 60.
2 Рынков П.И. История Оренбургская по учреждении Оренбургской губернии. - Уфа: ЦЭИ УНЦ РАН, 2001. -295 с.
4 НА УНЦ РАН. Ф.23. On. 1. Д. 1. Волков Д.С. Материалы к истории г. Уфы Т. 1; Гурвич Н.А. Описание г. Уфы // Справочная книжка Уфимской губернии Отд. IV. - Уфа. 1883.
5 Фэхрстдинов А. Башкорт тарихы // Бангкорт тарихы. Сост. Р.Ф. Районов - Эфе, 2007. -75-176 б.
6 Усманов A.H. Присоединение Башкирии к Московскому государству. - Уфа, 1949.
7 Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. - М.: Наука. 1974. - 571 с.
8 Валиди А.З. История башкир, - Уфа: Китап, 2005. - 304 с.
9 Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана с древнейших времен до середины XVI в. - Уфа: Китап, 1996. - 360 с.
10 Трепавлов В.В. Ногаи в Башкирии XV - XVII в. // Материалы и исследования по истории и этнографии Башкирии - Уфа. 1997. - С. 3-27.
11 Исхаков Д.М. От средневековых татар к татарам нового времени. - Казань, 1998. - 288 с.
12 Томашевская Н.Н. От социального пространства к социальному времени: опыт этнической истории башкирского этноса в новое время. - Уфа: Китап, 2002. - 240 с.
13 Азнабаев Б. А. Интеграция Башкирии в административную систему Русского государства. - Уфа, 2005. - 230 с. ы Асфандияров А.З. Башкирские тарханы. - Уфа, 2006. - 160 с.
15 Рынков П.И. История Оренбургская- С. 181-183.
16 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. - Спб., 1994. - С. 45.
17 Жирмунский В. М. П. М. Мелиоранский и изучение эпоса «Едигей» // Тюркологический сборник. М., 1973. С. 142-143.
18 Самойлович А. Н. Вариант сказания о Едигее и Токтамыше, записанный Н. Хакимовьш // Тюркологический сборник. - М.: Восточная литература, 1974. - С. 191.
19 Зарипов Н.Т. Исторические сказания (вступит, статья) // Башкирское народное творчество. Т. 10 - Уфа, 1999. -С.11.
20 НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 5. Д. 134. Л. 33; Башкорт халык ижады VII т. - )ф0, 2004. - 247-248 б.; Башкорт халык ижады. IV т. - Эфо. 1999. - 304 б.
22 Кузеев Р.Г. Башкирские шежере. - Уфа, I960. - С. 74.
23 Усманов М.А. Татарские исторические источники XV - XVII вв. - Казань, 1972. - С. 169.
24 Попов В. А. Родство как принцип организации нетрадиционных социальных институтов // IV Конгресс этнографов и антропологов России. 29-июня - 3 августа 2006. - Спб., 2006. - С. 132.
25 Кузеев Р.Г. Указ. соч. - С. 154.
26 Трепавлов В.В. «Белый царь». Образ .монарха и представления о подданстве у народов России. XV - XVII вв. -М„ 2007.-С. 145.
27 Башкирские шежере. Сост., перевод, введ. ком. Р.Г. Кузссва. - У ({за: Башкнигиздат, 1960. -304 с.
28 Башкирские родословные. Вып. 1. Сост., предисл., пояси. к пер., пер. на рус. яз., послесл. и указ. P.M. Булгакова, М.Х. Надергулова. - Уфа: Китап. 2002.
29 Юдин В.П. Переход власти к племенным биям и неизвестной династии тукатимуридов в казахских степях XIV в. (к проблеме восточных письменных источников, степной устной историографии и предыстории Казахского ханства) // Чингыз-нама. - Алма-Ата, 1992. - С. 65.
30 Башкорт халык ижады VII т. - Эфе, 2004. - 143-179 б.
31 Усманов М.А. Указ. соч. - С. 97 - 98.
32 О времени появления памятника см.: Надергулов М.Х. Историко-функциональные жанры башкирской литературы. - Уфа. 2004. - С. 78-79.
33 Измаилов И.Л. Формирование этнополитического самосознания населения Улуса Джучи: некоторые элементы и тенденции развития тюрко-татарской исторической традиции // Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды): от Калки до Астрахани. 1223-1556. - Казань, 2002. - С. 249; Исхаков Д.М., Измаилов И.Л. Этнополитическая история татар в IV - первой четверти XV вв. - Казань, 2000. - С. 98.
34 Там же. С. 252.
35 Там же. С. 257.
36 Катанов Н.Ф., Покровский И.М. Отрывок из одной татарской летописи. - Казань. 1905. - С. 1-2.
37 Инан А. «Дастан-ы насел-и Чингиз хан» китабы хакында // Агидель. №4, 1996. - С. 153.
38 См. например: Гумилев Л.Г. Этногенез и биосфера земли - М. 1997. - С. 32: Бромлей Ю.В. Очерки по этнографии - М. 1972. - С. 54
39 См. например, Галяутдинов И.Г. Два века башкирской литературы. - Уфа, 2005.
40 Усманов М.А. Указ. соч. - С. 100.
41 Там же. - С. 126.
42 Там же. - С . 128.
43 Рычков П.И. Указ. соч. - С. 181.
44 Посольские книги по взаимоотношениям России с Ногайской Ордой: 1489-1508. Под. Ред. Н.М. Рогожина. -Махачкала: Дагкнигоздат, 1984. - 360 е.; Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1576 г.). Подгот. к печати, введение и комм. В.В. Тренавлов. -М: ИРИ РАН, 2003. - 94 е.; Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1551-1561 гг. Сост. Д.А. Мустафина. В.В. Трепавлов. - Казань: Таткнигиздат, 2006. -391 с.
43 Полное собрание русских летописсй. Т. XII - М.: Языки русской культуры, 2000. - 272 е.; Полное собрание русских летописей. Т. XIII. М.: Языки русской культуры, 2000. - 544 е.; Полное собрание русских летописей. Т. XVIII. - Спб., 1913,; Сказание о царстве Казанском / Вступ. статья, переложение текста и примечания Н.В. Водовозова. - М.: Изд-во худож. лит-ры, 1959; Список с писцовых книг по г. Казани с уездом, издан Советом Казанской Духовной Академии к IV Высочайше разрешенному археологическому съезду в Казани. - Казань, 1877.
46 Салихов А.Г. Онготолган тарих битгаре. - Эфе: Гнлем. 2003. - 63-64 б.
